УСПЕНСКИЙ ХРАМ В КОНДОПОГЕ. 1774 – 10.08.2018 г.

Сожжение Успенского храма в Кондопоге на момент выхода журнала уже является общеизвестным фактом. Слова об утраченной архитектурной ценности важны, многие из них уже сказаны в прессе. И все же многое из опубликованного имеет привкус продолжения туристических путеводителей – была дескать церковь, а теперь её нет.

Национальная трагедия, мера которой мало измерима – это имя того, что произошло. Успенский храм, его пространство, его решения – в прямом смысле были произведением, ставшим частью духовного самооткровения нашего народа. Именно об этой стороне деревянного зодчества всегда писали А.В. и Е.А. Ополовниковы, в частности – «Произведения архитектуры вбирают в себя (и отражают) не только эстетические взгляды народа, уровень и строй его жизни, но и – самое главное – то своеобразие восприятия мира, которое присуще обычно нации в целом и взаимосвязано со всем ходом ее исторического развития. Потому для нас деревянное зодчество – <…>  главное и прежде всего – материальное воплощение <…> духовной сущности.»

Возобновлённый памятник не будет подлинником – в лучшем случае он будет качественно выполненным напоминанием о прошлом. Может быть, произойдёт чудо – присутствие, звучание Мира Горнего в восстановленном храме будет не меньше, чем в подлиннике. В это хотелось бы верить, несмотря на наблюдаемые тенденции усиленной «конфетизации» при реставрировании великих творений деревянного зодчества.

  

Описать достоинства утраченного храма в отношении архитектуры непросто, потому что самые значимые понятия и категории жизни слабо характеризуются словами «уникальность», «общеизвестность» и т.д. Успенский храм – проявление подлинно народной духовной жизни, неподвластной ограничениям моды и указаниям власть имущих. Эпоха Екатерины Второй была блистательной в военно-политическом, дипломатическом, светском отношении. Яркие успехи архитектуры барокко и классицизма екатерининского времени образовали совершенно иное поле, в сущности далёкое от древнерусских и старорусских культурных ценностей. Такие факты, как уничтожение иконостаса кисти прп. Андрея Рублева в Успенском соборе Владимира, оставление на произвол судьбы и разрушение тысяч ценнейших произведений старорусского зодчества, которые по штатам 1764 г. вместе с «заштатными» монастырями были лишены всех средств к существованию – это тоже события той эпохи, в которой вопреки всему существовали люди, воздвигшие Успенский храм. Забвение народной, родственной церковному началу линии зодчества, в конце XVIII века все же не состоялось, свидетельством чему служат единичные сохранившиеся подлинники деревянного северного зодчества той эпохи.

  

В сочетании с природой, озером, линией берега храм создавал неповторимое единство. Высокие шатровые храмы, в сущности столпообразные, на Севере были не редкостью. Успенский храм в Кондопоге был образцом высочайшего мастерства в отношении выражения гармонии Горнего Мира через гармонию земных архитектурных образов и окружающего пространства. Внутреннее, рождённое глубокими духовными стремлениями созвучие невероятно высокого стройного шатра и небесного простора на берегу бескрайнего Онежского озера – это голос вечности.

«Вершина деревянного шатрового зодчества – Успенская церковь в Кондопоге. Нет ей равных среди шатровых церквей. Удивительная и единственная в своем роде, она вместе с тем — типичный образец деревянных храмов местного прионежского типа, которым присущи две весьма характерные особенности - расширение центрального столпа кверху и фронтонный пояс на восьмерике. Благодаря этому расширению погашается при взгляде снизу перспективное сужение восьмерика, башня-шатер как бы увеличивается в размерах. Потому-то и кажется Кондопожская церковь, когда подойдешь к ней, такой величественной, потому так мощно взлетает она над головой, такой веет от нее строгой силой и державной сановитостью, сосредоточившей в себе гордую непреклонность и свободолюбие северян.

Не следует забывать, что когда строилась Кондопожская церковь (1774 г.), северное народное зодчество уже стало подвергаться заметному влиянию господствующей архитектуры — барокко и классицизму. Не следует забывать, что село Кондопога являлось местом, где влияние архитектуры «Северной Пальмиры» было особенно сильным. Ведь именно в Кондопоге грузили на суда гранит, мрамор, готовые архитектурные детали, идущие на строительство Исаакиевского и Казанского соборов, Зимнего и Мраморного дворцов и других сооружений. И именно прионежские мастера и плотники, работавшие в Петербурге, первыми привнесли в народное деревянное зодчество Олонецкого края новые мотивы декоративной обработки церквей и крестьянских изб - барочные иконостасы и фигурные наличники на окнах, трехарочные завершения балконов у светелок с витыми колонками и точеными башенками и весь пышный резной декор, столь характерный для деревянного зодчества Прионежья XIX века.

Однако, несмотря на то, что Кондопожская церковь создавалась в сравнительно позднее время и в атмосфере новых влияний, сами эти влияния совершенно не коснулись ее архитектуры. Более того, строители как бы сознательно игнорировали все новые течения, идущие от господствующей культуры, и подчеркнуто противопоставляли им древние традиции народного зодчества. Она представляет собой воплощение этих традиций, взятых в их классически чистом и кристально-рафинированном виде. Это - лучший деревянный храм России, своеобразный символ и творческое кредо архитектурно-строительной культуры русского народа (выделено авт.). Успенская церковь в Кондопоге, ансамбль Кижского погоста и Варваринская церковь в селе Яндомозеро - вот три памятника, сохранившихся по берегам Онежского озера» (А.В.Ополовников, «Сокровища Русского Севера»).

 

Метровый штакетник, отгораживавший мыс от посёлка, можно было даже не перепрыгивать, просто перешагнуть. Тем более запросто можно было пройти по зарослям травы по берегу с любой стороны мыса, не говоря уже об абсолютно бесконтрольном доступе с воды. Один сотрудник музея находился в домике на объекте, как правило, все время. Как выглядела охрана объекта на бумаге, мы не знаем. На деле в результате бездействия не было установлено даже элементарной для современных технологий системы автоматического пожаротушения с мощными насосами. Характерен ответ должностного лица Правительства Карелии на запрос жительницы о плохом состоянии памятника – в ответе перечислены локальные реставрационные мероприятия, но нет ни слова ни о системе современной охраны, ни о системе автономного пожаротушения (см. www.gov.karelia.ru/gov/Leader/Admin/Question/index.html?id=366). Как бы ни было – территория вокруг памятника и сам храм были совершенно не защищены от проникновения вандалов и от внезапного возгорания.

 

 

Николай Александрович Петров-Спиридонов,

старший преподаватель каф. Храмового Зодчества МАРХИ

фото автора, 24 августа 2015 года